Двадцать копеек.

Из цикла: ЛИХИЕ 90-е.

...

1976 год.

Лето выдалось сухим и жарким. Толик Кулачков с трудом дождался окончания уроков и побежал к киоску, где продавалось мороженное. В кармане его школьного пиджака лежало два десюнчика, как раз хватит на хрустящий вафельный стаканчик за девятнадцать копеек. Тётя Валя – продавщица, обязательно спросит:

- Тебе с какой розочкой?

А Толик важно ответит:

- С розовой.

От предвкушения холодной сладости рот мальчика наполнился слюной. Какая же, всё-таки, вкуснятина, это мороженное.

К киоску выстроилась большая очередь, но это не смутило шестиклассника. «Подожду» решил Толик и пристроился за седенькой старушкой в красном платке в белый горошек. Чтобы скоротать время, он принялся считать эти горошки и так увлёкся, что не сразу услышал справа от себя чей-то хрипловатый голос:

– Извини. Не подскажешь, куда лучше пойти учиться?

На него смотрели серые насмешливые глаза незнакомого старшеклассника.

– Что? – опешил Толик.

Старшеклассник, на вид ему было не меньше семнадцати лет, деловито развернул газету «Куда пойти учиться» и ловко отгородил ею Толика от остальной очереди.

– Никак не могу выбрать. – посетовал странный парень. – Может, ты поможешь?

Кулачков растерянно захлопал глазами, не зная, что ответить и вдруг услышал свистящий шепот:
– Дай двадцать копеек.

Ужас происходящего стал доходить до школьника. Глаза округлились.

– Ты не понял, сука? – старшеклассник улыбался. – Может мне в педагогический поступить? – громко спросил он.

Старушка в платке обернулась, одобрительно кивнула головой.

– Дай двадцать копеек. – с нарастающей угрозой прошептал грабитель.

Непослушной потной рукой Толик достал две десятикопеечные монетки и протянул старшекласснику. Тот сграбастал деньги, аккуратно сложил газету и неторопливо побрёл прочь.

Толик затравленно смотрел вслед белобрысому подонку, одетому в потёртый джинсовый костюм и чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы.

...

1979 год.

Вика была очень красивая. Толик добивался её расположения целый год: дарил красивые открытки, баловал страшным дефицитом – иностранной жевательной резинкой, и выискивал для неё магнитофонные записи последних альбомов «Аббы».

Они шли по тихой тёмной аллее. Толик обнимал её за талию, а Вика доверчиво склонила голову на его плечо. Мальчик наслаждался запахом её волос и трепетал от неведомого доселе чувства, чувства огромного запредельного счастья. Ему хотелось петь, носить Вику на руках. А ещё ему хотелось читать стихи. Один стих он сочинил вчера ночью. Сейчас самое время прочитать. Тишина. Волшебный свет луны. Чарующе красивое лицо девушки, размытое призрачным сиянием и его тихий и печальный голос. Что ещё нужно?

Толик откашлялся, но не произнёс ни слова. Язык внезапно прирос к гортани, потому что появился ОН.

Белобрысый ничуть не изменился. В слегка подрагивающем свете фонаря хорошо видны наглые серые глаза. Презрительная ухмылка на тонких губах. Всё тот же джинсовый костюм, между прочим, не индийская подделка, а натуральный – трущийся.
Он словно призрак материализовался перед влюблённой парочкой. Хрипло скомандовал:

– Так, молодежь, быстро нарисовали по двадцать копеек!

Вика сдавленно ойкнула. А Толик дёрнулся как от удара. Дёрнулся и сник под взглядом холодных прищуренных глаз.

– По двадцать копеек, сосунки!

На Кулачкова накатила омерзительная слабость. Ноги стали ватными. Он смотрел в лицо негодяя и думал, что стоит ударить его коленкой в пах, потом ребром ладони по шее…
Видно блондин угадал ход его мыслей, засмеялся.

– Ты что, мудило, перед тёлкой выкозюливаешь?

В живот Толика что-то упёрлось. Скосив глаза, Кулачков увидел лезвие перочинного ножа. Не большое, сантиметров семь. Но внутри что-то оборвалось, лоб покрылся испариной. Дрожащей рукой Кулачков извлёк из кармана мятый рубль, протянул грабителю.
Тот хмыкнул, потрепал Толика по щеке:

– Хороший мальчик!

Больше Толик не встречался с Викой. Девушка звонила, но он просил родителей сказать, что его нет дома. Ему было стыдно. В школе он съехал на тройки, но сильно не расстроился, его больше волновали предстоящие спарринги. Каждый вечер он приходил в спортзал и остервенело молотил грушу, приговаривая: «Вот тебе двадцать копеек, сука! Вот тебе двадцать копеек, тварь!».

...

1982 год.

Они сидели втроём на лавочке в сквере. Толик, «Вавула» и Пашка Герин, которого за непомерно высокий рост в шутку называли «Гномом».

– Менты, суки, нашу школу каратэ закрыли! – сокрушался «Вавула». – Только и успел два месяца ногами подрыгать.

– В бокс иди. – посоветовал Кулачков. – Хороший боксёр всегда любому каратисту навешает.

– Слышь, Толяныч, - «Гном» длинно сплюнул на землю, – чего мы на этой аллее каждый вечер околачиваемся? Пошли лучше музон послушаем?

– Да одного урода хочу встретить. Я вам рассказывал.

– Это того, который тебя на двадцать копеек умыл? – заржал «Вавула». – Да это когда было? Ему уже лет 25-30! Взрослый дядька будет копейки сшибать? Он что, полный дебил? Ну, не хватало чуваку мелочи на пивко, а тут ты два раза ему подвернулся!

– Я бы ему эти двадцать копеек в глотку затолкал! – зло прошипел Кулачков. – Он меня перед бабой унизил…

– Это да. – глубокомысленно согласился «Гном». – За это на куски рвать надо.

– Гляньте, пацаны! – «Вавула» ткнул пальцем в конец аллеи. – Какое сюда смешное чмо идёт! Иди, Толяныч, спусти пар, дай в репу.

– А чего мне ему давать? – огрызнулся Кулачков. – Он мне ничего плохого не делал.

– Оттянешься за старые обиды! Представь, что это тот хрен в джинсе!

– Сам иди!

«Вавула» кивнул «Гному» и оба подростка, встав с лавочки, пошли на встречу худому неуклюжему пареньку в нелепом коричневом берете.

– Здравствуйте! – растопырил руки «Вавула», – Какая у вас красивая шапка! И цвет такой примечательный – какашечный! Дай поносить!

Паренёк недовольно зыркнул на хулигана, поправил очки с толстыми стёклами и хотел пройти мимо, но «Гном» загородил ему дорогу:

– Стоять!

Толик смотрел на дружков и чувствовал, что его начинает разбирать смех.

– Да оставьте вы его в покое! – крикнул он.

«Гном» обернулся к Клочкову, подмигнул и грозно скомандовал очкарику:

– Гони двадцать копеек!

– У меня нет, – с достоинством ответил паренёк. – А если бы были – не дал бы! Свои надо иметь!

– Тогда получи, сука! – «Вавула» резко выбросил кулак в лицо очкарика.

И тут Толику стало не до смеха, потому что, как казалось, неуклюжий ботаник вдруг ловко уклонился от удара и стремительно атаковал сам.
Голова «Вавулы» резко дёрнулась назад, из носа струйкой полилась кровь. А очкарик уже приласкал «Гнома» ударом в живот.

Толика словно ветром сдуло со скамейки. Длинный прыжок, и ботаник получает прямой в челюсть. Потом град ударов по корпусу. Противник валится на асфальт, с его головы слетает нелепый коричневый берет. Толик наклоняется над поверженным противником, заносит кулак и, видит в его глазах страх. Нет, не страх – ужас. И тогда он удовлетворённо выпрямляется и лениво советует очкарику:

– Ты больше так не делай – убью.

Ночью ему снилось перекошенное от страха лицо паренька в берете. Толик улыбался во сне.

На другой день он позвонил «Вавуле»:

– Чего-то настроение хреновое. Пойдём сегодня вечерком – кого-нибудь ещё отметелим?

– Это я всегда, пожалуйста! – радостно отозвался приятель.

...

1994 год.

Толик позёвывая вышел из подъезда, сплюнул на покрытый инеем тротуар. «Холодно, блин!». Застегнул молнию кожаной куртки. Перед ним мягко притормозила чёрная «бэшка». За рулём «Гном», рядом с ним «Вавула». Оба в таких же «кожанках», как у Кулачкова. Стоп. Он уже давно не какой-то Толя Кулачков. Он Толик «Кулак» - член достаточно известной в городе ОПГ.

Распахнув дверцу BMW, Толик плюхнулся в кресло.

– Здорово, бандиты! Чё в такую рань потревожили?

– Кто рано встаёт – тому Бог баксы даёт! – хохотнул «Вавула», он был в их бригаде старший.

– Барыга у нас один «неокрышованный» объявился, – охотно объяснил «Гном». – Сейчас прокатимся, перетрём.

Секретарша барыги – смазливая рыжеволосая кукла, попыталась загородить шикарной грудью директорскую дверь:

– Сергей Владимирович не принимает!

– Нас примет! – подмигнул ей «Вавула», поднял как ребёнка на руки и передал «Гному». Тот глумливо захохотал и понёс секретаршу к дивану, не забывая шарить у неё под юбкой, посадил и ласково предупредил:

– Сиди тихо, а то матку вырву.

Увидев трёх амбалов, директор, похоже, не удивился. Лишь печально вздохнул и предложил сесть.

«Вавула» сразу же приступил к делу, рассказал «счастливцу» как ему повезло с «крышей» и что лучшей защиты в городе не найти, а стоит эта замечательная «крыша» всего-то пятнадцать процентов от прибыли, у других цены несоизмеримо выше. Барыга, похоже, обрадовался и даже засмеялся. «Вавула» с «Гномом» тоже похохотали. Не смеялся только Толик. Он мрачно глядел на директора и шептал: «Ну, вот и встретились, парень в джинсах».

Когда дело было уже практически «на мази» и директор даже предложил братве откушать дорогого вискарика, «Кулак» неожиданно встал, надел на пальцы кастет и подошёл к белобрысому предпринимателю.

– Сергею Владимировичу не нравится цифра пятнадцать! Ему нравится цифра двадцать! Ведь я прав?

С этими словами Толик нанёс своему давнему врагу смачный удар по зубам. Директор упал на пол, а бандит принялся пинать его ногами.

– Вот тебе двадцать копеек, сука! Вот тебе двадцать копеек, тварь!

«Вавула» и «Гном» на мгновение оцепенели, но потом пришли в себя, оттащили Толика прочь.

– Ты что, «Кулак», с катушек съехал?!

– Он будет платить двадцать процентов! – заорал Кулачков. – Ты понял, сука?!

Белобрысый тяжело поднялся, сплюнул кровью на дорогой ковёр. Усмехнулся разбитыми губами:

– Чего же непонятного? – и тихо добавил: – Я тебя тоже узнал.

...

1995 год.

Толик хохотал и никак не мог остановиться. Он был изрядно навеселе. Он вспоминал, как попросил хозяина кабака привести ему самую дорогую проститутку, и тот вдруг привёл Вику. Она его не узнала. Зато он её узнал. Красивая стала, зараза. Школьницей была - взгляд не отвести, а сейчас расцвела по полной, округлилась. Глазищи в пол-лица, губки пухлые блестят от дорогой помады. Фигура, как у богини.
Что он только с ней не делал, и так и эдак, и вот так. Потом спросил:

– А помнишь, Вика, как мы с тобой по аллее в девятом классе гуляли?

Узнала! Даже рот от удивления открыла. А «Кулак» сунул ей в пасть мятые баксы, по заднице шлёпнул:

- Проваливай, дешёвка!

Как она на него смотрела. Чуть дыру не протерла.

- Толя, что с тобой стало? Тогда в школе... Ты же был совсем другим...

- Ну, точно - чокнутая. Ещё бы детский сад вспомнила...

Толик оставил машину на стоянке и продолжая хохотать, пошатываясь брёл домой.

– Эй, «Кулак», притормози! – неожиданно раздался знакомый хриплый голос.

Из тёмной подворотни навстречу шагнул высокий блондин. В руке пистолет с глушителем.

Толик остолбенел. Сердце ёкнуло.

– Это ты? – спросил он, хотя и так знал ответ.

– Я. – кивнул давний знакомый. – За последние годы мы слишком часто встречались. Мне это надоело. Прощай.

Сухо кашлянул выстрел.

Блондин какое-то время мрачно смотрел на мёртвое тело, потом вздохнул, порылся в кармане плаща и швырнул на землю серебристую монетку.

– Вот твои двадцать копеек, жмот.

Рядом с головой Толика расплывалось уродливая тёмная лужа, и в ней, как островок посреди океана, чужеродно поблёскивала двадцатикопеечная монетка, по злой иронии судьбы, 1976 года выпуска.