История
Олеська двумя руками держалась за отвороты мужниного пальто.
- Слушай, а я вчера в лифте такую собачку видела, - рассказывала она. – Представляешь, её подстригли так ровно-ровно, получился кудрявый рукав на лапках. Смешной.
- Классно, - одобрил муж.
- А ещё у неё глаза такие, как две бусинки, и она на меня смотрела. Наверное, просила чего-нибудь вкусного. Хозяйка её за поводок дёрнула, - грустно вздохнула Олеська.
- И чего ты распереживалась? Хозяйка же не будет собственной собаке больно делать.
- Не знаю… Она так заскулила жалобно…
Игорь тоже вздохнул. Олеська постоянно кому-нибудь сочувствует – то собачке, то котёнку, то цветочку, засохшему на подоконнике. Будь у неё возможность, она бы только тем и занималась, что подбирала бездомных животных и высаживала повсюду цветы. К несчастью (или к счастью – Игорь пока не определился), такой возможности у Олеськи не было.
Подошел автобус, и Олеся чмокнула мужа в щёку.
- До вечера, милый.
- До вечера, - ответил он и зашагал домой.
Обычно он уезжал на работу чуть позже, но старался провожать жену до остановки. Олеська пристроилась в очереди заходящих через переднюю дверь и посмотрела вслед супругу, слегка косолапо удаляющемуся в квартал.
«Какой же он у меня красивый», - с нежностью подумала она.
Вечером Игорь ехал в лифте вместе с той самой собакой-рукавом и её хозяйкой. «Рукав» потянулся мордочкой к ботинкам Игоря и был немедленно отдёрнут поводком. Хозяйка стояла с каменным, недовольным лицом. Игорь всегда недоумевал, зачем такие люди заводят собак. Если только знакомым хвастаться…
На лестничной клетке его встретил вкусный запах еды, но, войдя в квартиру, Олеську Игорь на кухне не обнаружил. Он стащил с себя пальто и заглянул в спальню. Жена лежала на кровати, завернувшись в плед, и как будто спала.
- Олеська, - позвал Игорь. Она открыла глаза и улыбнулась.
- Привет. Я что-то устала сегодня, еле добралась. Ты кушай без меня, хорошо?
- Хорошо. – Игорь провёл ладонью по её спине и понял, что она не просто устала. Олеську била крупная дрожь. - Ты заболела?
- Нет… Наверное, нет. Просто устала.
- У тебя всё в порядке?
Олеська зарылась лицом в подушку.
- У-гу…
- А если честно?
Конечно, у нее всё было не в порядке. Вторник не задался просто с самого начала. Автобус тащился до метро почти целый час, причём на каждой остановке к дверям вытягивался длинный хвост пассажиров. Олеська стояла в углу, зажатая между огромным мужиком, отравлявшим и без того мало пригодную для дыхания атмосферу утренним перегаром, и парой подростков. Подростки матерились, обменивались дурацкими шуточками и наступали Олеське на ноги. Когда, наконец, доехали до метро, Олеська чуть не выпала из салона, получив от мужика локтем под рёбра. Чтобы продолжать путешествие в офис, ей пришлось выждать некоторое время – пока дыхание восстановится. Прислонившись к столбу, она ловила ртом воздух, а мужик, всё также жестоко пихаясь локтями, пробивался к турникетам.
В итоге Олеська приехала в офис с опозданием на сорок минут и с тупой болью в подреберье. Впрочем, начальник Олеськи был человеком крайне деловым, и такие мелочи, как подреберья сотрудниц, беспокойства у него не вызывали. Он потратил не менее четверти часа, объясняя Олеське, что опоздание – это нарушение служебной дисциплины, неуважение к руководству, подрыв устоев корпоративности и, по сути, самый настоящий саботаж. Тайком растирая ушибленное место, Олеська прикидывала, сколько всего полезного она успела бы сделать за эти пятнадцать минут «интенсивной терапии».
Получив выговор, Олеська направилась в отдел, лелея надежду упасть на стул и посидеть неподвижно хотя бы пару минут – пусть бок пожалуется, может, отойдёт. Но шеф вернулся уже через полминуты – вид сидящих без движения подчинённых вызывал у него острую аллергию. Вскоре Олеська была отправлена к клиенту с толстой пачкой документов и с любезным разрешением «в офис не возвращаться». Правда, если учитывать, что фирма клиента находилась в не самом ближнем Подмосковье, и на дорогу можно было потратить несколько часов, разрешение не выглядело таким уж любезным.
Вечером, оказавшись в Москве, Олеська совершила почти роковую ошибку. Она поймала такси – доехать до супермаркета, в котором обычно покупала продукты. Спускаться в метро сил уже не было, да и бок разнылся. Таксист назвал заоблачную цену (Олеська как-то не догадалась послать его подальше и подождать другого), однако, затормозив у супермаркета, неожиданно взвинтил ставки и потребовал ещё триста рублей – «А то ваще из тачки ща выкину, а сумку твою себе на память оставлю». Перепуганная Олеська без пререканий оплатила проезд и выскочила из такси прямо на проезжую часть, едва не угодив под несущуюся иномарку.
В супермаркете её поджидали очередные неприятности. Из очереди в кассу её вытолкнули две девушки в шикарных шубах – «На цыганок похожие, а может, чеченки какие» - затем подошли ещё мужчина с женщиной и заявили, что «уже здесь занимали». Напоследок Олеське не хватило денег, чтобы расплатиться – всего-то двух с половиной сотен, но их-то и увёз с собой таксист. Кассирша вызвала менеджера и охранников, которые с позором распотрошили Олеськину корзинку, вернув самое вкусное на прилавки. Да ещё и предупредили – в следующий раз сдадут в милицию. Спрашивается, за что?
- Ну почему они все такие злые? – всхлипнула Олеська. – Почему все люди злые, Игорь? Я ведь никому не делаю ничего плохого, почему со мной всё время такое происходит?
Игорь ласково погладил её по голове. Это всё, что он мог для неё сделать.
- Просто у тебя был неудачный день. У меня тоже такое случается. Без вкусного мы сегодня как-нибудь перебьёмся, а у меня завтра зарплата. Покажи, что с боком. – Он потянул плед.
Олеска вцепилась пальцами в верхний край.
- Не надо… - пробормотала она. – Там ничего интересного.
- То есть как – ничего интересного? Болит же целый день…
Он всё-таки стащил с неё плед и приподнял домашнюю кофточку. Олеська пискнула – наверное, как та собачка, которую недовольная хозяйка по поводу и без дёргает за поводок.
Ушиб оказался неслабый. Он растёкся вниз от двух нижних рёбер и явно был не прочь прихватить половину живота. Олеська вздрогнула и закусила губу, когда Игорь легко прикоснулся пальцами к её пылающей огнём коже.
- Завтра с утра обязательно сходи в поликлинику, - сказал Игорь.
- Мне же завтра на работу…
- Тебе каждый день на работу. Здоровье дороже. Если не пойдёшь, я тебя сам туда отведу, - пригрозил он.
- Игорь, - Олеська спряталась обратно в плед. – Ну почему, почему они все такие злые?
Ужинать Игорю расхотелось. Он пил чай, прохаживался из угла в угол по маленькой кухне и думал. Думал о том, как здорово было бы найти того мужика – любителя работать локтями… или эту сволочь-таксиста… Но Игорь смотрел на вещи реально – в принципе, можно вооружиться молотком и расправиться с обидчиками жены, так ведь на этом её постоянные проблемы не закончатся. Игорь мрачно усмехнулся, вспомнив анекдот: «Проще убить одну жену, чем убивать по любовнику в день». Олеська притягивала к себе моральных уродов также, как громоотвод притягивает молнию. Сколько он знал Олеську, с ней всегда происходило такое, но в последнее время она уже не выдерживала. А он не мог неотлучно находиться при ней, чтобы защищать от «молний».
В горле встал жёсткий комок – Игорь представил себе, как Олеську выталкивают из очереди две разодетые цыганские бабы, и она, совсем растерянная, стоит с набитой покупками корзиной в руке, а на губах медленно тает улыбка. Олеська всегда улыбается, даже во сне – у неё лёгкий характер, она быстро забывает о своих проблемах, хочет подарить окружающим частичку своего хорошего настроения. Только окружающие этого никогда не ценят. Конечно, Олеська могла бы уволиться с работы и заниматься домашним хозяйством – хотя бы девчонки из офиса не будут издеваться над ней – но долго ли она просидит дома? Её же совесть замучает, что она ничего не делает и не приносит в семью деньги. Устроится на новую работу – и всё начнется сначала.
Нельзя быть такой доверчивой. Нельзя быть такой дружелюбной. Это никогда не окупается. Игорь вздохнул. Или она что-то в себе изменит, или… Или даже страшно подумать, ЧТО может с ней однажды случиться. К таким вот Олеськам жизнь беспощадна, люди чаще всего действительно злые… а тех, кто добрый и всем улыбается, пинать приятнее всего.
А Олеська зла не помнит. Поплачет немного, попричитает – почему люди такие злые? – а на следующий день снова всем доверяет и всех любит.
Надолго ли её хватит?
Да понятно, что нет.
В пятницу Игорь освободился пораньше, но домой поехал не сразу. Ему хотелось собраться с мыслями. Пару часов он бесцельно прогуливался по улицам в центре, строя прогнозы на будущее жены, и, соответственно, всей их семейной жизни. Будущее, как ни крути, выглядело далеко не радужным.
Неделя продолжалась также весело, как и началась. Можно было подумать, что всё мировое зло воплотилось в людей, с которыми так или иначе сталкивалась Олеська – с одной единственной целью: извести бедняжку совсем и навсегда.
Клиент подал на нее жалобу за то что она – цитата – «В течение двух минут не подходила к служебному телефону». В свою очередь, шефу Олеськи потребовалось почти полдня, чтобы установить: в течение этих двух минут она не красила ногти, а подписывала у него же в кабинете комплект документов. За это время он умудрился вымотать Олеське все нервы, и, кажется, получил от этого немалое удовольствие.
Хирург, принявший Олеську в поликлинике с жалобой на ушиб, ограничился поверхностным осмотром и стал орать, что нечего бегать к нему со всякой мелочёвкой, а то ему заняться больше нечем. Лечение для лёгких ушибов не назначается, само пройдёт, только подождать надо, а не носиться по поликлиникам. Судя по тому, что кровоподтёк понемногу спадал, добрый доктор, может, и знал, что говорит, но после такого разноса Олеська долго не могла придти в себя.
В довершение всех бед к Олеське незаметно подкралось первое апреля – день смеха и юмора. В этот день девчонки из офиса Ксюха и Ленка не придумали ничего лучше, как перетащить в Олеськином компьютере почти семьсот мегабайт служебных файлов из одной папки в другую. Хорошо ещё, что совсем их не удалили. Смеялись долго, особенно когда Олеська открыла свою папку и чуть не упала, не найдя внутри ни-че-го. Олеська весь вечер проревела, завернувшись в плед, и даже объяснить ничего не могла – заикалась.
Когда к шести часам улицы начали заполняться толпами людей, возвращающихся с работы или просто убивающих время променадом, Игорь забрёл в книжный магазин. Ходя между стеллажами, он то и дело натыкался взглядом на книги, которыми зачитывался в детстве: Конан Дойл, Фенимор Купер, Майн Рид… В школе он даже под страхом педсовета не выучил ни одного стиха Пушкина, зато знал наизусть некоторых английских поэтов. Англичане умели находить ответы на те непростые вопросы, которые преподносила им судьба.
Машинально перелистывая томик стихов Киплинга, он поймал глазами строки:
«Твой жребий – Бремя Белых!
Словно в изгнанье, пошли
Своих сыновей на службу
Тёмным отродьям земли.
На каторжную работу
- нету её лютей
Править тупой толпою
То дьяволов, то детей…»
Несколько коряво, но Киплинг в переводе на русский вообще всегда получается грубовато, а может быть, это и есть его оригинальный стиль. Дело-то не в литературных красотах. В эти рубленные, небрежно зарифмованные фразы заложена Идея. Может быть, она из тех идей, которые давно себя изжили, но идея – с большой буквы – тем и хороша, что может быть реанимирована и приспособлена к новым обстоятельствам.
Покидая книжный магазин, Игорь уже начинал прикидывать, как бы приспособить к СВОИМ обстоятельствам именно ЭТУ идею. В его голове постепенно созревал сложный психологический план.