Спермограмма.

Из книги "Отцовский инстинкт" или как мы детей делали.

...

Сделать ребёнка — дело нехитрое. Особенно, когда ты об этом не задумываешься. Когда молод и в голове ветер.
А вот с возрастом понимаешь, что всё надо планировать. И к любому своему действию надо подходить ответственно. Особенно к появлению в твоей жизни маленького человечка. Твоей будущей дочки или сына.

Подошли к этому вопросу и мы с женой. Ответственно.
Обратились в Центр планирования семьи и репродукции. Чехия славится ими. С репродукцией тут всё хорошо.
Пришли в этот самый центр. Заполнили нужные бумаги. Сдали анализы.
Взяли у нас двоих кровь. А моей слабой половине ещё и УЗИ сделали.
Через недельку пришли на приём.
Пожилая врач посмотрела наши анализы. Одобрительно покивала головой. Она была среднего роста, пухленькая и в классическом белом халате.

— А где спермограмма? — вдруг так строго нас спросила.

— Какая спермограмма? — вопросом на вопрос ответил я.

— Анализ вашей спермы, — сказала доктор, — может быть, у вас там не всё в порядке.

— Всё у меня в порядке там, — почему-то краснею я, — всё работает как часы.

Доктор поморщилась.

— Через три дня в 9 утра придёте, сдадите сперму, до этого никаких половых контактов, — и опять строго так, но уже на мою жену: — Никаких, чтобы было достаточно материала.

— Хорошо, — соглашается жена, — материал будет. Раз надо.

— Будет, — поддакиваю я. — А куда приходить и как сдавать?

— Сюда же приходите, — улыбается мне доктор. — У нас есть специальная комната, в конце коридора. Утром в регистратуре отметитесь, вам дадут пузырёк и проводят в эту комнату. Полученный материал сдадите в 5 кабинет.

— Натощак? — спрашиваю я.

— Что натощак? — не понимает доктор.

— Анализы сдавать натощак? — поясняю я.

Женщина в белом халате несколько мгновений смотрит на меня. Оценивающе.

— Лучше позавтракайте, — наконец-то отвечает, — лёгкий завтрак не повредит.

— Хорошо, — киваю я.

Мы встаём. Прощаемся с доктором и уходим домой. Где три дня строго следуем предписаниям доктора.
В назначенное время я прихожу в отделение репродукции. Отделение представляет собой длинный коридор со стоящими вдоль него стульями. На стульях сидят парочки разных возрастов. Некоторые из женщин беременные. И остальные смотрят на них с тихой завистью. Парочки негромко переговариваются.
В начале коридора у входной двери расположена регистратура. Это большое стеклянное окно с окошком помельче для непосредственного общения с обслуживающим персоналом.
Подхожу к этому самому окошку.

— Добрый день, — говорю, — мне на анализы назначено на сегодня.

За стеклом две девицы в белых халатах неопределённого возраста.

— Талончик у двери возьмите, — отвечает одна из них.

Возвращаюсь к двери. Там стоит тумба с дисплеем. На дисплее названия кабинетов. В самом низу надпись: «Спермограмма». Нажимаю на надпись. Из прорези тумбы выползает листок с номером 6. Сейчас же на дисплеях, висящих над потолком на всём протяжении коридора, загорается надпись: «6 номер — 2 кабинет».
Кабинет номер 2 — это регистратура. Протягиваю листочек в окошко.

— Так что вы сразу не сказали, что вам на спермограмму? — удивляется одна из девиц. Вторая берёт какую-то папку и исчезает в недрах регистратуры.

Первая девица открывает один из шкафов, стоящих в регистратуре, достаёт оттуда прозрачный пластмассовый пузырёк с красной крышечкой и протягивает мне.
Пузырёк высотой сантиметров пять и в диаметре сантиметра два-три. Я с сомнением гляжу на эту ёмкость.

— Что-то не так? — спрашивает девица.

— Как я сюда попаду? — задаю я ей встречный вопрос. — Горлышко узкое.

Девица смотрит на меня. Буквально тот же самый взгляд, которым меня одарила доктор несколько дней назад.

— В пузырёк ничего засовывать не надо, — медленно и чётко говорит она, — постарайтесь сцедить сперму в него и потом закройте крышечкой. И всё это отнесёте в кабинет номер 5.

Гул голосов за моей спиной становится тише. Сидящий рядом с регистратурой мужик с бородой вытягивает голову, стараясь рассмотреть пузырёк, в который нельзя засовывать. Увидев пластиковый пузырёчек, усмехается.

— У настоящего мужика не сцеживается, а выстреливает, — громко заявляет он.

Девица краснеет.

— Значит, вам надо выстрелить и попасть в пузырёк, чтобы мы смогли сделать анализы, — заявляет она, — а остальное сцедите.

— У меня зрение плохое, — вдруг брякаю я. Ни с того, ни с сего. Видимо, от волнения.

Бородатый мужик начинает ржать. Гул голосов за спиной усиливается.
Девица вздыхает, закатывает глаза. Затем берёт какие-то ключи и выходит из регистратуры через боковую дверь.

— Идите за мной, — командует она, — отведу вас в наш тир.

И мы проходим вдоль стульев с пациентами до конца коридора. Почти все смотрят на меня с любопытством. Злосчастный пузырёк я прячу от их взглядов в карман пиджака.
В конце коридора дверь. Отличается она от остальных тем, что обита толстым слоем войлока, закрытого в свою очередь синим дерматином. Над дверью висит красный фонарь, забранный в крупную сетку.

За дверью оказывается маленькая жарко натопленная комнатка. Половину её занимает жёлтое кожаное кресло. Напротив кресла стоит невысокий шкафчик со стеклянной дверкой. Рядом с креслом на стене большая красная кнопка. За креслом дверь, ведущая в туалетную комнату. Там унитаз и умывальник. И пачка салфеток на отдельном столике.

— Когда нажмёте на кнопку, включится телевизор и загорится лампочка над дверью, — начинает инструктаж девица. — Это значит, что сюда никто не должен входить. Можете спокойно делать своё дело.

— А где телевизор? — перебиваю я её.

— В шкафчике, — объясняет девица, — он закрыт, и не пытайтесь его открыть. Включить или выключить телевизор вы можете с помощью красной кнопки. Всё понятно?

Я киваю. Чего уж тут непонятного?
Девица выходит, щёлкнув замком. Я остаюсь один.

Осторожно сажусь на кресло. Кожа громко скрипит подо мной.
Из коридора слышен шум голосов. Он отвлекает. Странно, ведь дверь же толстая.
Присматриваюсь и через мгновенье определяю, почему так всё слышно, что происходит в коридоре. Между полом и самой дверью щель в несколько сантиметров. Через неё-то и проходят звуки.
Нажимаю на красную кнопку. Внутри шкафа что-то мерцает. Что именно, плохо видно. Стекло кто-то протирал грязной тряпкой, и видно через это грязное стекло, мягко говоря, не очень. Присматриваюсь. Внутри шкафа стоит телевизор. На экране бегут титры. Звучит тихая музыка.
Нажимаю красную кнопку. Мерцание гаснет.
Выхожу из комнатки. Иду к регистратуре. Взгляды присутствующих устремлены на меня.

— Что, уже? Так быстро? — удивляется бородатый.

Я его игнорирую. Наклоняюсь к окошку и говорю девице в белом халате:

— Там ничего не видно.

— Почему не видно? — удивляется она.

— Потому что стёкла грязные, — поясняю я, — в шкафу, где стоит телевизор.

— А зачем телевизор в шкаф ставить? — спрашивает невысокая чёрненькая женщина, сидящая напротив бородача.

— Надо так, — туманно отвечает её спутник, белобрысый мужик в джинсовом костюме, — по инструкции надо, наверное.

— Стёкла недавно мыли, — перебивает мужика девица, — чистые должны быть.

— Мыли, — соглашаюсь я, — но грязной тряпкой. Ничего не видно. У вас есть стеклоочиститель?

Девица краснеет. Куда-то звонит. Через несколько минут в коридоре появляется женщина в синем халате. Мы втроём идём в тесную комнатушку в конце коридора, где синий халат тщательно моет стекло. И потом вытирает его салфетками.

— Теперь видно? — ехидно спрашивает девица.

— Изумительно, — киваю я и добавляю: — И всё-таки, зачем телевизор в шкаф запирать?

— Чтобы руками не хватали, — отвечает девица и вместе с синим халатом удаляется. Я остаюсь один.

Сажусь в кресло. Нажимаю на красную кнопку. Экран внутри шкафа оживает.
Мужчина и женщина гуляют по городу. Он дарит ей цветы, целует. Потом они пьют кофе. И всё это на фоне средневековых зданий.
Лейпциг — внезапно узнаю я город. Точно, вот в этой церкви Бах похоронен. А вот тут Гёте написал своего «Фауста».
Но экскурсия по городу резко обрывается. Мужчина везёт женщину куда-то за город.
Судя по причёскам и по маркам машин, фильм снят году так в 80-м.
Мужчина с женщиной заходят в спальню. Он начинает раздевать её. Какой-то человек в униформе подглядывает за ними в замочную скважину. «Даст ис фантастиш», — слышу я с экрана телевизора.
Я вспоминаю техникум. И как Серёга Коршунов принёс немецкий журнал с голыми тётками. И как он его продавал постранично. Страница рубль.
И как уже после техникума мы на чьём-то дне рождения смотрели немецкую порнуху на первых видеопроигрывателях. «Электроника 18М».
Жму на красную кнопку. Экран гаснет.
Встаю со скрипучего дивана. Выхожу в коридор. Иду к окошку.

— Получилось? — спрашивает меня бородач.

— Нет, — коротко отвечаю я ему.

— Что опять? — любопытствует девица.

— У вас нет что-нибудь более современного? — спрашиваю я её. — Там запись тех времён, когда было ещё две Германии.

— При чём тут это? — вскипает девица. — Всё то же самое, что и сейчас. Анатомия человека за эти годы не изменилась.

В коридоре становится тихо. Я спиной чувствую взгляды сидящих вдоль стенок пар.

— Тот факт, что сейчас тем актрисам по 80 лет, — тихо говорю я, — этот факт меня выбивает из колеи и не даёт сосредоточиться. У вас есть фильмы поновее?

— Нету, — рявкает белый халат и уже привычно краснеет.

За моей спиной возникает гул. Общественность спорит о том, стареет ли немецкое порно со временем или оно вечно.

— В шкафу на полке, под телевизором, — говорит девица, — лежит журнал. Он современный. Можете его полистать.

— Спасибо, — говорю я и иду обратно.

Подхожу к двери. Дёргаю за ручку. Заперто.
Делаю глубокий вдох. Потом такой же глубокий выдох.
Возвращаюсь к окошку.
Бородач пытается меня о чём-то спросить.

— Нет, ещё нет, — говорю я ему, и уже к девице: — Простите, там дверь захлопнулась. Не могли бы вы открыть?

Та молча выходит из регистратуры. Идёт в конец коридора. Открывает комнатку.

— Спасибо, — говорю я, — большое.

Закрываю дверь. Сажусь на кресло. Оно скрипит в ответ.
Открываю нижние дверцы шкафа. На полке одиноко лежит скомканный журнал.
Осторожно вытаскиваю его из недр шкафа. Журнал весь мятый. Обложки нет. Некоторые листы склеены чем-то.
Встаю. Беру прошитые листки грязной бумаги двумя пальцами и выхожу в коридор. Несу журнал к регистратуре. Народ в коридоре заинтересованно смотрит на меня.

— Это меня должно возбудить? — спрашиваю я девицу, кидая журнал ей на стойку.

— А в чём дело? Не возбуждает? — устало спрашивает она.

— Нет, — честно отвечаю я, — только рвотный рефлекс возникает. Такое впечатление, что на него вся больница, это самое, смотреть ходила.

— Другого у нас нет, — говорит девица, — надо было с собой приносить. У нас не предусмотрено бюджетом новые порножурналы каждый день покупать.

— Это возмутительно, — вдруг подаёт голос блондинка, сидящая рядом с бородачом, — на всякую ерунду бюджетные средства расходовать они могут себе позволить, а элементарные мелочи купить денег нет. Это возмутительно. Мужчина уже второй час тут мучается. Не может элементарный анализ сдать. Это возмутительно!

Я с благодарностью смотрю на блондинку.

— Все другие без проблем спермограмму сдают, — закипает девица, — никто не жалуется. Некоторым пары минут достаточно.

— Я не все, — перебиваю я девицу, — я так не могу. То кино эпохи развитого социализма, то журнал, зачитанный до непотребного состояния. Я так не могу. И кресло ваше скрипит. Вы его протираете, кстати?

— Протираем, — отвечает девица.

— Той же тряпкой, что и стекло, — ржёт бородач, — поэтому оно такое мутное.

В коридоре становится шумно.

— Мы тут уже два часа сидим в очереди, — возмущается блондинка, — никому до нас нет дела. Это возмутительно!

— Медицина насквозь коррумпирована, — поддерживает её кто-то из противоположного ряда.

Девица в окошке закатывает глаза.

— Вы далеко живёте? — спрашивает она меня.

— Рядом, — отвечаю я, — минут 10 на машине.

— Вот и езжайте домой, — командует девица, — там сцедитесь. И образцы принесёте мне. За час ничего с вашей спермой не случится. Вас такой вариант устроит?

— Устроит, — киваю я.

— Дома есть, что вас возбуждает? — задаёт очередной вопрос девица. — Платные каналы или журналы для взрослых?

— Есть, — опять киваю я, — кабельное.

— Кабельное ерунда, — встревает в наш разговор бородач, — у меня есть классные фильмы. Из Голландии. Клоуны и карлики. Эксклюзивные съёмки. Могу ссылку скинуть. Где скачать. Там недорого.

— Спасибо, — отвечаю я ему, — не будем экспериментировать. Мне всего-навсего надо спермограмму сдать. В следующий раз.

— Хорошо, — успокаивается бородач.

— В течение часа успеете? — спрашивает меня девица.

— Постараюсь, — отвечаю я.

— Тогда идите, — говорит она, — я предупрежу пятый кабинет, что вы образцы из дома принесёте. В течение часа.

— До свидания, — говорю я.

— До свидания, — нестройно отвечают люди в коридоре.

Я выхожу из отделения. Подхожу к лифту. Спускаюсь на первый этаж.
Засовываю руку в карман пиджака. Чертыхаюсь.
Нажимаю на кнопку лифта. Еду обратно.
Захожу в отделение.
Бородач, увидев меня, начинает истерично смеяться, зажимая рот рукой. Остальные приветливо и вопрошающе мне улыбаются.
Я подхожу к окошку.

— Извините, — говорю, — я пузырёк в комнате оставил. Который для анализов.

Девица открывает шкаф, роется в нём. Достаёт точно такой же пузырёк, который я оставил в тесной комнате со шкафом и креслом. Протягивает мне. Молча. И стараясь не смотреть мне в глаза.

— Удачи вам, — говорит.

Я беру пузырёк. Еду домой. Через 50 минут возвращаюсь.
В коридоре уже новые люди. Бородача и блондинки не видно.
Прохожу в пятый кабинет. Передаю задумчивому доктору пузырёк со своей спермой.

— Столько хватит? — спрашиваю его.

— Да-да, конечно, — кивает он, — нам достаточно пары капель. Не стоило так стараться.

— Хорошо, — говорю я, — в следующий раз не буду так стараться.
И почему-то краснею.