О ни о чём

Вчера в автобусе два застарело-похмельных бомжеватых мужика спорили о насущном – о подорожании водки.
Один говорил другому: – Ты не спорь, ты меня послушай, как бывшего депутата!
Второй перебивал: – Что мне тебя слушать?! Я и сам не последний человек! Ты хоть знаешь, где я вращался?!

Вспомнилось.
Перед третьим курсом я в очередной раз осталась без квартиры.
Общежитие мне не светило, так что приехала на пару дней раньше и приступила к поискам.
Поисковик из меня аховый, типа «шёл на Одессу, а вышел к Херсону», и я таки нашла свой херсон – комнату в частном доме, в жутком неосвещённом переулке.
Удобства во дворе. Там же дурная собака, мечтавшая разодрать меня на маленькие кусочки. Пробираться к удобствам приходилось, вжимаясь спиной в забор.
Ванна в кухне. Великодушный хозяин по-отечески ласково улыбался: – Ты как помыться захочешь, скажи, не стесняйся, я колонку включу и следить за ней буду, за ней глаз да глаз, за колонкой-то.
Колонка висела тут же, рядом с ванной, никаких занавесок, мыться вообще расхотелось.
За неделю хозяин поласковел до приторности, собака озверела до невозможности, и я поняла, что чувствовал Одиссей, проплывая между Сциллой и Харибдой.
Возиожные варианты были один другого краше.
То кладовка без окон в хрущёвке, то проходная комната в квартире с тремя малолетними детьми, то хозяйка с моральными устоями (позже семи не приходить, после девяти свет не включать) или повышенными санитарно-гигиеническими требованиями (посуда сначала моется, потом кипятится не менее пяти минут, дабы уморить выживших после мытья микробов).
В конце концов, уже на пороге отчаяния, была найдена комната в сталинке, в центре города, пять остановок до университета, за те же деньги, бонусом – вменяемая хозяйка.
На той же лестничной площадке, в квартире напротив проживала пара тихих приветливых алкоголиков.
Кандидаты наук, интеллигентные люди, не абы тебе кто.
Гармонию нарушал лишь крепкий сон жены.
Если она возвращалась домой первой и успевала принять на грудь, то частенько закрывала дверь на защёлку и мирно засыпала.
Затем приходил муж, настойчиво, но безуспешно пытался попасть внутрь, звонил, стучал, потом начинался театр одного актёра.
А у мужа всегда был абсолютно трезвый голос, невзирая на градус отклонения тела от вертикали.
И вот этим трезвым голосом с одними и теми же интонациями, без пауз произносился монолог.
– Что же делать? Как мне попасть по месту прописки? Вызываю милицию. Сержант Хлебцевич! Что случилось? Товарищ сержант, жена не открывает, а я хочу домой, вот мой паспорт, я здесь прописан. Понятно, отойдите от двери, будем взламывать. (Бух! Бух!) Мало милиции, позовём ещё. Капитан Ванюшин! Что тут происходит? Мне не открывают дверь. Сержант, прописан ли в данной квартире гражданин? Да, товарищ капитан, я проверил его паспорт. Нехорошо, это нарушение конституции. Отойдите от двери. (Бух! Бух!) Не помогает. А, вот и депутат Верховного Совета! Товарищ депутат, вы наша последняя надежда. Данный гражданин имеет право ночевать в своей квартире, а его не пускают. Какое безобразие! Попробуем все вместе взломать дверь. (Бух! Бух!)
И т.д.
Что интересно, во взломе всегда учасвовали сержант Хлебцевич и капитан Ванюшин.
Брежнев не приходил ни разу.
Цирк длился минут тридцать, после чего отчаявшийся муж собирал половички и укладывался под дверью.
Моя сердобольная хозяйка укрывала его каким-нибудь лапсердаком.
Проспавшись, утром муж интеллигентно звонил в дверь и говорил, дыша в сторону: – Анна Фёдоровна! Благодарю вас за ваше доброе, отзывчивое, не загрубевшее сердце! Я поцеловал бы вам руку, будь я этого достоен!

Недели две назад проходила мимо, зашла во двор, ничего не изменилось, только беседку снесли, новые лавочки поставили.
И на одной из них, на той, которая на солнце, сидели старичок со старушкой, оба с палочками.
Кстати, прекрасно сохранились.