О гагарьем

Вчера, после одинадцатичасового рабочего дня, разлюбила человечество.
Тупо щёлкала пультом.
Мне уже намекали, что приличные люди телевизор не смотрят, но где приличные, а где я.
Услыхала, что вздымается могучая океанская волна народного гнева, призванная смести всё лишнее и чуждое, привнесённое извне и навязанное.
Сдаётся мне, что океанские волны перед сметением не анализируют, где тут чуждое, где исконное, что сметать, а что аккуратно обойти, дабы не помешать неизбежному будущему расцвету.
Впрочем, я не сильна в океанологии. И наслажденье битвой жизни мне недоступно. После битвы количество этой самой жизни сильно уменьшается. И качество тоже.
Но я отвлеклась.
Так вот, увидела девицу с самыми большими в мире губами, со страху перескочила через два канала и точнёхонько вляпалась в невнятную рекламу шампуня «Лошадиная сила».
Столько вопросов.
Кто-нибудь знает, чей это шампунь – лошадиный или человечий?
Почему именно л.с., в ваттах оно как-то внушительнее, не говоря уже про эрги в секунду.
В довершение всего в голове теперь без остановки вертится ильфо-петровское «Гей, ребята, все в поля для охоты на коня! Лейся, песня, взвейся, голос, рвите ценный конский волос!».
Что неплохо позволяет отвлечься от рыдающих от радости буревестников.

P.S. Анатолий Д’Актиль. «Песнь буревестника».
Напророчил Буревестник несказанные событья.
Буря грянула сильнее и скорей, чем ожидалось.
И в зигзагах белых молний опалив до боли перья, притащился Буревестник, волоча по камням крылья: так и так, мол, Буревестник. Тот, который… Честь имею.
И сказали буйной птице:
– Мы заслуги ваши ценим. Но ответьте на вопросы общепринятой анкеты: что вы делали, во-первых, до семнадцатого года?
Вздыбил перья Буревестник и ответил гордо:
– Реял.