Калифорния

Иногда случайно в каких-то рассеянных деталях, легких намеках и странных вещах, попавших в мое поле зрения и интереса, я узнаю слабо различимые, но до боли знакомые отблески и блики моей тяжелой и незабываемой юности. Несросшиеся ожидания, покалеченные мечты и несбывшиеся желания... Где-то в дальнем ящике шкафа есть их вместилище, они ютятся на пыльной полке кладовки и в далеких уголках проржавевшего гаража, изредка всплывая на свет невзначай и порождая бурю боли и разруху сознания на многие дни... Это эхо не прожитой жизни, как оборвавшегося счастливого сна, материализовавшись однажды в моем разуме будоражит долгие одинокие холодные вечера.

Пашин отец не любил неформалов и его раздражало, что его сын вместо того, чтобы заниматься математикой бречнит на гитаре, катается на мотоцикле и общается со всякими странными людьми неопределенного пола и антиобщественного вида. Хотя он проявлял абсолютную адекватность, в отличии от например, моих предков...
Я ждала Пашу одним пролетом лестничной клетки ниже, когда родоки были дома он никогда не приглашал к себе...

"Да... я понимаю уже, что ты не изменишься, тебе уже двадцать семь, а не семнадцать, я вижу что для тебя это не мода, и не протест, и не подростковая дурь... я вижу, что ты живешь этим, что это идет у тебя изнутри, и что воспитывать тебя уже поздно... но подумай сам...
Когда тебе будет далеко за тридцать, ты останешься один, все люди, которые тебя окружают либо исчезнут, либо необратимо изменятся... ты будешь одинок и никому не нужен, твои длинные волосы поседеют и поредеют, твои пальцы утратят прежнюю гибкость, а голос глубину, глаза покраснеют, взгляд потупится, ты станешь бледным и сморщенным, твое покрытое шрамами тело начнет рассыпаться от накопившегося годами недосыпа, алкоголизма и выкуренной травы, ты утратишь силы и желание жить вообще, каждый новый день будет твоим бременем, ты утратишь связь с реальным миром и будешь дружить только с виртуальными задротами в своем интернете, ни работа, ни отдых не будут приносить тебе радости, все твои желания и успехи будут никому не нужны и не интересны... ",

Паша что-то возражал по поводу того, что это его собственная жизнь и его личный выбор... Не знаю почему мне запал в мозг этот монолог его бати, хотя он при мне поносил Пашу не раз и не два...возможно потому что в ту самую ночь он помер от инфаркта... Ну и Паша собственно наконец стал действительно свободным человеком, живущим своей жизнью...

Пашу звали "Калифорния" во-первых за любовь ко всему очень американскому и металлически-рок-н-рольному, во-вторых за хоть и дохленький, но американский мотоцикл, а в-третьих за его богатый и часто описываемый им самим в состоянии подпития внутренний мир...
Вообще он был настоящим американцем из начала девяностых - он носил шляпу с полями и коженые штаны с бахромой и рогатый череп с кожеными шнурками на воротнике, да еще огромный газовый револьвер Айсберг... а еще, курнув травы он любил долго и пространно рассуждать о том, как сядет на огромный чоппер, или в розовый кабриолет кадилак и помчит по большому каньону с длинноногой грудастой блондинкой на встречу закату...
Так мы и дружили, катались, пили виски в его комнате увешанный картинками с красотами Малибу, тем же самым Большим каньоном, мостами через Гудзон и отважными людьми на харлеях, взмывавшими колонной в небо.
Паша ездил на очень американском по тем временам джипе и работал в магазине музыкальных инструментов на сущевке, увы но при обилии амбиций и романтических желаний он не был особо трудолюбив или легок на подъем, но и жизнь от него того не требовала...

А потом был кризис и дефолт девяносто восьмого года, тревожные злые люди на улицах, неприветливая прохладная осень, общая непреодолимая идея нависшего безденежья и безысходности... Паша пытался бомбить на своем джипе, пока тот не встал из-за в общем-то копеечной детали, которой просто не было в Москве, потом он стал приходить и занимать денег до "найду работу", при этом целыми днями сидя в сети на форумах и говоря об хорошей жизни в америке, на опыте друзей и знакомых...

Не помню точно, когда у него таки произошел перелом в сознании, но однажды, когда мы сидели у него дома и пили уже не виски, а просто водку с пельменями, он начал всерьез рассказывать про то что он вот вот уедет в штаты: он вспомнил про свою институтскую специальность и даже нашел какую-то калифорнийскую фирму, в которую выслал резюме... Конечно, не все было так просто, всю весну я помогала ему по своим каналам с документами и прочими формальностями, а он паковал вещи и решал вопросы о сдаче квартиры и дачи и пристройстве на временное прибывание своего транспорта, в последнюю ночь мы перетаскивали его многочисленный хлам из сдаваемой квартиры ко мне домой и как обычно везде опаздывали...

Мы приехали в аэропорт под не по-весенне холодными и плотными потоками дождя, Паша был как обычно, очень калифорнийским и балабольным: "Ну ты не скучай, я как долечу - позвоню... вот увидешь - я там как свой, с устроюсь и тя к осени позову в гости... Да и вообще я туда могу теперь всех наших вытащить..."
Он обнял меня оставив где-то в уголке моего разума запах виски и очень американского одеколона и подняв чемодан отправился на встречу светлому будущему. Когда он в своей шляпе с чемоданом удалялся в мутную дождливую даль к терминалу, то очень напоминал Крокодила Данди, не знаю почему запомнила, как будто понимала что вижу его в последний раз...

К тому моменту, когда я только въезжала в Москву сквозь серую сумеречную пробку, все уже было кончено, или или только началось, но я об этом узнала только из вечерних новостей, а поверила только через три дня...

Самолет исчез где-то над атлантикой, милях в десяти от побережья, потом по телевизору долго мусолили вопрос черных ящиков, потом оказалось, что это не те ящики, но так или иначе, как не называй пассажиров - погибшими или пропавшими без вести, их все равно не вернешь...

Наверно, нет смысла описывать что такое потерять друга, и что такое жить дальше, я это делала уже сто раз... со временем горе выцветает, оно становится ровным прямолинейным продолжением обыденности, или вся прочая обыденная жизнь становится плавным продолжением его... я точно не знаю...
Пашка Калифорния превратился в воспоминания и нестареющий образ на трех десятках фотографий, он сузился в моем сознании до оставшихся от него вещей, иногда я радовалась вспоминая о нем, когда находила какую-нибудь его книжку или кассету, иногда взрывалась истерикой, а потом вспоминала и огорчалась еще сильнее...

Со временем я начала вспоминать его последний разговор с отцом и заметила что оно стало сбываться, конечно не для Паши, который уже точно никогда не поседеет и не состарится, а для меня, да он все-токи был прав, но с другой стороны я - не Паша и я не о чем не жалею...а потом прошли еще годы и необратимые изменения бытия...

Однажды в почтовом ящике я нашла открытку, на которой в ясный солнечный день длинноволосый человек в черной коже с индейскими перьями мчался со светловолосой пассажиркой на харлее по бескрайней желто-красной степи на фоне странных угловатых коричневых гор... ни адреса, ни отправителя, только Калифорния...

Возможно я бы выкинула ее как горы рекламок и почтового спама, но поняла, что это письмо мне, что Пашка таки достиг Калифорнии, только другой, незримой... что самолет успешно приземлился там, что выйдя из аэропорта он сел на харлей или в розовый кадилак и помчался навстречу свободе с большегрудой блондинкой в джинсовых шортиках...ну даст Бог, каждый рано или поздно попадет в свою Калифрнию, когда время придет или когда этого действительно очень захочется...