МЫШОНОК картинка детства.

Поселок. Мальчик лет пяти спускается в подпол за солеными огурцами. Внезапно на утрамбованном полу в свете лампы-переноски – серый комочек. Маленький. Остолбеневший. Съёжившийся. С чёрными бусинками глаз.
Мышонок.

Забыв про огурцы, мальчик протягивает руки и берёт комочек на руки. Тот не тяжелее кленового листика…

…Наверху мальчика встречает дед. Внимательно осматривает находку и тут же изрекает:
- Попался, вредитель. Не будет больше мешки в чулане грызть! Ты его в саду лопатой пришиби. И закопай.

Эта мысль кажется мальчику настолько дикой, что он молча уносит мышонка на улицу. Прямо напротив дома – громадный песочный курган, наследие асфальтостроителей. Мальчик выпускает мышонка на вершине кургана и убегает в дом. Спустя десять минут выглядывает в окно – мышонок всё ещё на прежнем месте.

Мышонок пребывает там же и через двадцать минут, и через тридцать.

Тем временем вокруг песочной кучи собираются окрестные коты и кошки – лощёные, упитанные, тощие и шелудивые. Разные. Они пристально смотрят наверх. Грызун не менее пристально смотрит вниз. А из окна на эту звенящую сцену смотрит пятилетний мальчик. Взрослые ушли по своим делам, заперев дом. Мальчик не может выбраться на улицу. Кошки всё теснее смыкают кольцо вокруг песочной кучи. Мышонок смотрит в их зелёные глаза, смотрит… Ему, серому, некуда деваться.

Мальчик чувствует себя живодёром. Ведь он же хотел спасти мышонка!.. А получается – обрёк на ужасную смерть. Вдвойне ужасную от того, что жертва прекрасно видит приближение палачей.

Мальчик в отчаяние принимается лупить изнутри по стеклу и кричать: «Прочь! Прочь пошли, кошки!» Но кошкам глубоко наплевать на эту застекольную возню…

Неожиданно темнеет. Небо закрывает набежавшая невесть откуда чёрная-причёрная туча.
Коты и кошки прижимают уши и задирают морды.

«БАМММММ!!!» - раскатисто гремит гром.
«Дзиньььь!» - откликаются в оконных рамах стёкла.

Мальчик удивлённо приоткрывает рот и хлопает глазами. После высверка молнии мышонок пулей срывается с места! Проносится по спинам ошалевших от неожиданности кошек и юркает в щель под крыльцом.

…Вечером мальчик пересказывает увиденное пришедшему с завода отцу. Тот неторопливо раскуривает вонючую «Астру». Хлопает сына по плечу, поучает:
- Ну, и о чём нам, Серёжка, говорит этот случай? О том, что любой должен всегда следовать одному золотому правилу.
- Какому, па?
- Не дрейфь – прорвёмся!

Картинка зрелости.
Чечня. На гребне холма - взвод десантников, прижатый к земле низкой облачностью и огнём «чичей». Монотонно серит дождь. Монотонно шмякают в грязь пули. Монотонно бубнит в гарнитуру лейтенант: «Наше место – высота... Мы окружены. Сколько «чехов»? Сотня – не меньше. БК на исходе. Прошу помощи. Прошу помощи». А с той стороны так же монотонно отвечают, что раньше, чем через два часа маневровая группа не подоспеет. И с воздуха подмоги не будет – облачность не позволяет точно положить бомбогруз. Словом - тоска...

Вжавшийся в суглинок солдатик поворачивает голову и сипит из-под каски: «Товарищ лейтенант, мы тут все помрём».

- Не дрейфь – прорвёмся! – скрипит зубами лейтенант.

Ещё раз смотрит на обложенное тучами небо, а потом вызывает БШУ на себя.

Прилетают реактивные «грачи» и роняют в тучи увесистые бомбовые капли. И ещё раз. И ещё. И ещё.
Наобум…

…Смелого пуля боится, смелого штык не берёт. А везучего и бомба минует. Десантники – люди везучие. Две контузии, один осколок в плечо, кому-то палец раздробило.
Всё.

Едва земля перестаёт ходить ходуном под ногами, как совершенно оглохший лейтенант поднимает своих людей и – пинками, пинками! – гонит их вниз. Скользя по мокрому склону, спотыкаясь о вывернутую наизнанку взрывами землю, они бегут прямо туда, где до налёта были боевики. Сзади всех тяжело топает берцами лейтенант:
- Ходу, родимые, ходу. И не стрелять, мать вашу!..

Грязные, с обезумевшими лицами, захлёбывающиеся амматоловой вонью, они настолько походят сейчас на уцелевших «чехов», что те принимают ребят за своих. И пропускают.

Через два часа маневровая группа натыкается на спрятавшийся в «зелёнке» взвод. Покалеченную-побинтованную, совершенно индифферентную ко всему происходящему десантуру затаскивают на броню. Последним забирается лейтенант. Сам.

Ему всовывают в рот прикуренную сигарету. Называют «ёбаным везунчиком». Спрашивают, как зовут.

- Меня-то? – уточняет офицер. – Мышонок!..

И смеётся. Долго. Заливисто. Беззаботно. Как пятилетний мальчишка.